Поле Дзэн.

Поле Дзэн.

Д. Т. Судзуки
РАННИЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Эссе из книги Д.Т. Судзуки «Поле Дзэн» под редакцией К.Хамфриса (Лондон 1964).
В этой книге собраны статьи Судзуки, печатавшиеся в 50-е годы
в журнале Лондонского Буддистского общества «Срединный Путь».
Предисловие редактора «Срединного Пути»
Мы удостоены великой чести опубликовать в настоящей книге эссе, которое его автор док. Судзуки — ныне здравствующий с свои 94 года—любезно позволил составить для этого специального выпуска журнала «Срединный Путь». В основу эссе были положены заметки, сделанные мисс Михоко Окамура и док. Карменом Блэкером в ходе нескольких бесед с автором. Буддистский мир очень многим обязан док. Судзуки, осведомленность которого столь велика, что мы порой склонны забывать, что духовный авторитет этого человека основывается на его собственных переживаниях. Поэтому биография док. Судзуки представляет такой большой интерес для читателя его двадцати книг, вышедших в свет на английском языке. Но этот человек всегда встречал просьбы рассказать о себе с «великим смирением», которое фактически является его именем — Дайсэцу, ведь так его когда-то назвал мастер Соэн Роси. Док. Судзуки остается верным своему имени и сейчас. Нам все же удалось уговорить его рассказать немного о своей молодости и великом поиске истины. Выражая благодарность док. Судзуки за этот уникальный материал, подготовленный при его содействии специально для настоящего выпуска нашего журнала, мы смиренно отдаем должное этому человека, благодаря деятельности которого западные люди находят вдохновение на Пути Дзэн.
Мои родители были потомственными врачами из города Канадзава. (Канадзава является центром префектуры Исикава, которая расположена на середине западного побережья Японии. В течение трехсот лет эта префектура находилась под юрисдикцией феодального клана Маэда, и предки док. Судзуки были врачами при дворе владыки Маэда.) Мои отец, дед и прадед были врачами, однако сами умерли очень рано. Разумеется в те дни не было ничего удивительного в том, что люди умирали молодыми, однако для врача при старом феодальном режиме это было великой неудачей, потому что жалование, получаемое его семьей от владыки-феодала, после этого сокращали до минимума. Поэтому, хотя моя семья и относилась к сословию самураев, она была на грани бедности ко времени смерти моего отца. После же его смерти—а мне тогда едва исполнилось шесть лет — нашей семье пришлось еще хуже, поскольку в то время сословие самураев испытывало экономические трудности, связанные с упразднением феодальной системы правления.
Смерть отца в те дни была, должно быть, большей утратой, нежели теперь, потому что от отца как от главы семейства зависело многое, и в первую очередь судьба его детей — смогут ли они получить образование и найти себе работу. Этот удар судьбы пал на меня, и поэтому, когда мне исполнилось семнадцать или восемнадцать лет, я серьезно задумался над своей кармой. Почему мне так не везет с самого начала жизни?
Мои мысли стали обращаться к философии и религии, и поскольку я вырос в семье, которая относилась в дзэнской секте Риндзай, не было ничего удивительного в том, что в поисках ответа на свои вопросы я обратился к Дзэн. Помню, как однажды я направился в риндзайский храм, к которому была приписана моя семья. Это был самый маленький храм в Канадзаве. Там я обратился к священнику с вопросами о Дзэн. Однако, как и многие дзэнские священнослужители в провинциальных храмах в те времена, он знал немного. Фактически, он даже не был знаком с «Хэкиганроку» («Хэкиганроку» обычно переводят как «Скрижали лазурной скалы». Это один из самый важных сборников дзэнских текстов.), и поэтому наша встреча длилось недолго.
В те годы я имел обыкновение рассуждать на философские и религиозные темы с другими молодыми людьми моего возраста и помню, что одной из самых сложных проблем для меня тогда был вопрос о том, почему идет дождь. Почему дождь должен падать сверху? Когда я вспоминаю об этом теперь, мне кажется, что тогда у меня меня занимало некое подобие христианского учения о дожде, который падает на праведных и неправедных. По воле случая в то время я несколько раз встречался с христианскими миссионерами. Мне было около пятнадцати, когда в Канадзаву прибыл миссионер греческой православной церкви, который, помнится, вручил мне перевод на мой родной язык Книги Бытия в переплете японского образца и велел мне прочесть его, придя домой. Я так и сделал, однако книга показалась мне бессмысленной. Вначале был Бог — но зачем Богу понадобилось творить мир? Этот вопрос не давал мне покоя.

Однажды монах прибыл с Окинавы для того, чтобы изучать Дзэн под руководством опытного и решительного мастера Суио, выдающегося последователя Хакуина, ведь именно Суио научил Хакуина рисовать. Монах пробыл у Суио в течение трех лет, работая над коаном «хлопок одной рукой». Он все никак не мог решить решил свой коан, хотя время отправляться обратно на Окинаву уже было не за горами. Он был очень раздосадован и пришел к Суио в слезах. Мастер утешил его: «Не беспокойся, отложи свой отъезд еще на недельку и продолжай сидеть, собравшись со всеми своими силами». Прошло еще семь дней, но коан не был решен. Снова монах пришел к Суио, который велел ему отложить отъезд домой еще на неделю. Когда прошла и эта неделя, а монах все еще не решил коан, мастер сказал: «Есть много древних историй, в которых ученик решает коан после трех недель, поэтому попробуй посидеть еще недельку». Однако прошла еще одна неделя, а коан так и не был решен, и тогда мастер сказал: «Отложи отъезд еще на пять дней». Между тем прошло и эти пять дней, но монах не приблизился к решению коана, и тогда мастер сказал: «Тебе дается еще три дня, и если ты не решишь коан за эти три дня, тебе придется умереть!»
И тогда впервые за все это время монах всецело посвятил оставшиеся у него силы работе над коаном, и через три дня решил его.
Мораль этой истории в том, что человек должен прилагать усилия, выкладываясь при этом до конца. «Крайность у человека—возможность для Бога». Часто бывает так, что сатори приходит лишь тогда, когда отчаяние достигает предела, и человек готов уже покончить с собой. Я склонен считать, что на пути к смерти многие переживают сатори, однако это происходит слишком поздно, и они уже не могут вернуться к жизни.
Обычно у человека имеется большой выбор занятий, и он легко находит повод работать над коаном вполсилы. Поэтому, чтобы решить коан, нужно дойти до крайности и не иметь возможности отступать. Тогда остается только одно, и отступать дальше некуда. В моей жизни такой переломный момент наступил, когда было окончательно решено, что я должен отправиться в Америку, где буду помогать док. Карусу переводить «Дао-Де-Дзин». Тогда я понял, что «рохацу сэссин» (Словосочетание «рохацу сэссин» происходит от японских слов «ро» (декабрь) и «хацу» (восемь). Восьмое декабря традиционно считается в буддийском мире днем просветления Будды. В течение этого сэссин, который начинается первого декабря и заканчивается на заре восьмого, монахи прилагают все усилия для достижения просветления. Обычно в это время они медитируют так усердно, что не ложатся спать целую неделю.) этой зимой (Речь идет о рохацу сэссин 1896 года) будет моим последним шансом походить на сандзэн, что если я на этот раз не решу коан, возможно, я не решу его никогда. Таким образом, в этот сэссин я был вынужден приложить все свои духовные усилия. Вплоть до этого времени я постоянное осознавал, что «Му» пребывает у меня в уме. Между тем, поскольку «Му» осознавал «я», это означало, что я в той или иной мере отличаюсь от «Му» и, стало быть, не могу войти в подлинное самадхи. Однако в концу сэссин—где-то на пятый его день — я перестал осознавать «Му». Я и «Му» стали одним, я отождествился с ним, так что между нами не было больше различия, обусловленного моим осознанием «Му». Это и есть истинное состояние самадхи.
Однако такого самадхи не достаточно. Ты должен выйти из этого состояния, быть пробужденным из него, и это пробуждение есть праджна. Момент выхода из самадхи, момент видения всего таким, каково оно есть, - это и есть сатори! Выйдя в один из дней этого сэссин из подлинного состояния самадхи, я сказал: «Вижу, вот оно!»
Не имею представления о том, как долго я находился в состоянии самадхи, но помню, что пробудился из него под звон колокольчика. Я сразу же пошел на сандзэн к Роси, и он задал мне несколько «сассё» — проверочных вопросов о «Му». Я ответил на все из них, кроме одного, который заставил меня усомниться, и тогда Роси выгнал меня. Однако на следующее утро я снова пришел на сандзэн и на этот раз ответил на все вопросы. Помню, как тогда ночью я возвращался из монастыря к месту жительства в храме Кигэнин и видел деревья в лунном свете. Они казались прозрачными, и я был прозрачным тоже. Мне бы хотелось подчеркнуть важность осознания пережитого. После кэнсё (Кэнсё, или «видение собственной природы», -- переживание, которое можно назвать первым проблеском сатори, или просветления.) я все еще не осознал полностью своего переживания. Я все еще продолжал жить во сне. Более глубокое постижение пришло позже, во время моего пребывания в Америке, когда дзэнская сентенция «хидзи сото-ни магарадзу» - «локоть не выгибается наружу» — вдруг стала очевидной для меня. Может показаться, что фраза «локоть не выгибается наружу» подразумевает необходимость, однако тогда я внезапно увидел, что это ограничение в действительности является свободой, подлинной свободой. Тогда я почувствовал, что вопрос свободы воли понят мною окончательно.
Впоследствии решение коанов затруднений у меня не вызывало. Конечно же, чтобы углубить кэнсё — первый проблеск просветления, - нужно решать другие коаны, однако важнее всего пройти через первое переживание. Другие коаны нужны лишь, чтобы сделать первое переживание всеобъемлющим и дать возможность человеку понять его более глубоко.

Перевод А. Мищенко

‹ Любовная магия Фэн Шуй. Астрология: 12 типов сексуальности. ›

« Три Сокровища – Тъинь, Кхи, Тхан. | Ли Кэрролл, канал Крайона. »